Блог с ароматом вдохновения

Муза

21 Февраля 2018

рассказ о музе рассказ о музе

Предательство

"Я люблю тебя! Что произошло? Скажи мне, пожалуйста! У тебя кто-то есть? Я не нужна тебе? Скажи хоть что-нибудь!"

А он стоял и улыбался. Как-то отстранено, как будто чужой.

"Пойми, я люблю тебя, милый, люблю, люблю, люблю! Мне без тебя ничего не нужно. Я так люблю тебя..."

Он рассеяно смотрел на неё, обнимал взглядом - только он так умел.

Она таяла под этим взглядом. Бросалась ему на шею, рыдала. Её горячие слёзы касались его кожи, она всхлипывала, содрогалась. А он молчал. И она с ума сходила от этого молчания.

"Сеня, Сенечка... Гений мой, гений, гений!" - её дыхание было горячим, она обхватила руками шею любимого, пытаясь согреть. Но он стоял холодным камнем.

Она не видела его взгляда, но точно знала, какой он: ласковый, трепетный - он оглядывал любимую мастерскую, как будто прощался.

С какой-то тёплой грустью он вглядывался в свои картины, его взгляд тонул в них и превращался в масляную краску.

"Сеня, Сенечка..." - её хриплый голос дрожал. Он аккуратно убрал её руки и отошёл.

Ирина смотрела на него глазами, полными слёз и тоски. Любовалась, упивалась им: всё в нём казалось прекрасным. Черты лица, тело, одежда - даже простая серая потёртая куртка казалась особенной. Она пахла им - художником! Гением.

"Сеня, Сенечка, Сеня..." - она плакала, мгновенно вытирая слёзы руками, прикрывала рукой вспухшие губы и снова твердила как в бреду: "Сеня, Сенечкаа!"

Мужчина, её мужчина. Холодный, отстраненный - он не подпускал её к себе, его взгляд был синим и колючим, как иней.
Он словно отдалял её от себя - Ира остро чувствовала это, ощущала кожей - в его глазах она почти слилась с линией горизонта.

Её раскрасневшиеся щёки превратились в прощальный закат, а помутневшее лицо растворилось в тумане.

Он написал её слишком много раз. И в последней картине она исчезла - ушла мягкой поступью с этого холста, не позволив окончить работу.

Остались только акварельные следы и масляные слёзы.

Руки дрожали, Ира скрестила их на груди. Глаза покрывались толстым слоем слёз, не желая видеть происходящего.

Арсений быстро ходил по квартире, собирая краски, сворачивая мольберт. Небрежно бросал какие-то вещи в сумку. Её губы дергались, она что-то шептала - то ли просьбы, то ли молитвы.

Хлопнула дверь. Она с грохотом рухнула на пол, сотрясаясь в сумасшедших рыданиях, захлебываясь слезами. Ирина хотела побежать следом, но истерика не дала этого сделать. "Сенечка, ты мой кислород, я задохнусь! Сенечкааа..."

Но он не слышал этого. Он её не слышал. Он не знал её душу, не спрашивал о её чувствах, не знал, сколько она терпела. Ирина для него всегда была только музой - он знал каждый изгиб её тела, нежные руки, угольные глаза, страстные губы, горячее дыхание, летящую походку.

Деревня

Крик петухов. Катя открыла глаза, улыбнулась и поцеловала мужа:
- Вставай, дорогой, рассвет сегодня прекрасен! Я уверена, он вернёт тебе вдохновение.
- Кать, я ещё посплю.
- Нет, рассвет слишком прекрасен!

Она подняла мужа и силой вытолкнула на улицу. Тот приземлился в кресло-качалку. Солнце медовым яблоком поднималось ввысь, забрызгивая холст неба чудными красками. А холст художника был пуст.

- Зачем ты подняла меня в такую рань? - в его голосе было раздражение. Он хмуро посмотрел на мольберт и уткнулся головой в руки.

Катя подошла со спины, запустила руки в его путанные волосы, стала взъерошивать их, гладить по голове и целовать в макушку.

- У тебя всё получится, я верю. Хочешь я приготовлю на завтрак что-нибудь особенное?
- Нет. Зачем ты снова вытащила сюда мольберт? Я больше не пишу! Ты что, не знала? Уйди от меня!
- За что ты так со мной, Сеня? Я хотела как лучше...

В его глазах вспыхнула острая боль и ненависть. Он словно обезумел.

- Я просил никогда не называть меня по имени! Просил не вытаскивать мольберт! Просил, просил!? Как я тебя ненавижу! - он схватил её за запястья и больно сдавил. Катин подбородок задрожал, но она не проронила ни слова.

Арсений смотрел ей в глаза и злился ещё больше. Её руки побелели, и он с силой оттолкнул её. Отлетев назад, Катя упала на траву и ударилась головой о яблоню, с которой посыпались первые яблоки.

Она потеряла сознание, а он смотрел на неё и плакал. "Катя, Катенька, ведь ты ни в чём не виновата. Я просто псих..."

Вдохновение

Арсений сидел в больничной палате и вглядывался в лицо жены.

"Катюша, я должен тебе всё рассказать. ты должна простить меня. Простить, услышать. Ты должна жить!" - он ласково сжимал её руку, целовал и тёрся о неё щекой.

"Это было давно. Её звали Ира. Она была похожа на бабочку - хрупкая, яркая, будто порхающая.

От деда мне досталась прекрасная квартира под самой крышей. Мы жили в ней, а на чердаке у меня была мастерская.
Я часами сидел перед мольбертом, отвлекаясь только для того, чтобы сделать несколько глотков домашнего вина, которое она делала. Никогда не забуду его вкус.

Она была моей музой. Часами позировала, а когда совсем уставала, шла ко мне, садилась на колени, обвивая руками мою шею. Я вставал, подхватывал её на руки и нёс на крышу. Летние ночи напролёт мы проводили на этой крыше.

Я писал её снова и снова, каждый раз находя в ней новые черты, новую красоту.

Она никогда не упрекала меня ни в чём. Я уходил в запои или вовсе пропадал из дому, а возвращаясь, видел её счастливое лицо. Она говорила, что жутко соскучилась. Постоянно называла меня Сеней.

Мы прожили вместе невероятные три года. Но однажды что-то пошло не так.

Она стала часто куда-то уходить, а на вопрос, где была, отвечала, что не готова рассказать. Когда-нибудь потом.

Я пытался следить за ней, но она постоянно ускользала из вида. Я спрашивал вновь и вновь, она доводила меня до истерик! Когда потом? В чём дело?

Я не мог так писать картины, мне нужно было, чтобы она постоянно была рядом!
А она только твердила: "Сенечка, я очень тебя люблю, поверь мне" - и плакала.

Я возненавидел её. И хотел уйти. Хотел сбежать, потому что не мог жить с мыслью о том, что она мне изменяет.
Я часто с грустью окидывал взглядом мастерскую, представлял, как буду без неё. Ира стала часто плакать. В тот день она плакала особенно.

Я больше не мог оставаться с ней. Её скрытность сводила меня с ума, я был уверен, что она меня предала - я не мог дорисовать её портрета. Я собрал свои вещи и ушёл.

Позже я узнал, что она ждала от меня ребёнка. Нашла подработку, чтобы подкопить немного денег. Ира не хотела мне говорить, чтобы я не чувствовал, что не могу её обеспечить. Не хотела отвлекать от творчества. А я был таким дураком, что даже ничего не замечал.

Оказывается, даже музам не чужды бытовые проблемы.

В тот день, когда я ушёл, ей стало плохо. Она упала, ударилась и потеряла сознание. И никого не оказалось рядом.

Она умерла из-за меня. Умерла она, моя муза! И мой ребенок.

С тех пор я не могу писать картин. С тех пор я не выношу слёз. С тех пор я не могу слышать своего имени.

Но я не хочу повторять своих ошибок. Катюша, ты ни в чём не виновата. Я люблю тебя. Как умею. Прости меня. Ты должна жить. Ты должна жить, слышишь?! Я не смогу без тебя..."

Он замолчал, поцеловал её руку и ушёл.

Вечером, любуясь деревенским закатом, он взялся за кисть. Руки сами стали выводить что-то на бумаге - быстро, ловко. Он не успевал осознавать, что делает. Арсений рисовал всю ночь. Иногда он не мог сдержать слёз от внезапного потока вдохновения.

К рассвету наброски картины были окончены. На холсте была написана Ирина.

Поделиться
Поделиться